lidiamp

У Виктора была невероятной силы энергетика, и это чувствовалось сразу. Он закидывал нас вопросами о школе, наших интересах, книгах, планах на будущее. Потом без всяких наших расспросов начал рассказывать о себе. Быстрая эмоциональная речь, насыщенная шутками, обилие сведений, которыми он буквально засЫпал нас, заразительный смех, энергия, которую излучал этот человек, незнакомые нам, школьницам, понятия: кандидатская диссертация, дешифровка письменности… У нас кружилась голова от обилия впечатлений.
С этого дня мы виделись с Виктором постоянно.
День его был расписан по минутам, плотность графика поражала. В те часы, когда не было лечебных процедур и изматывающих тренировок в аппаратах для ног, он читал, писал свою работу, встречался с множеством людей. В это время он писал книгу о евпаторийском подполье в годы войны.
У меня есть давний пост «Ода пишущей машинке», где я немного рассказывала, как мы помогали Виктору в этой работе. Приведу отрывок из поста:
А ещё мне пишущая машинка напоминает совсем давние времена, мою юность. Заканчиваем школу. Надо думать о поступлении в вуз, готовиться к экзаменам, а мы с подругой заняты совсем другими делами. Приятель познакомил нас со своим новым другом, тот лежит в санатории "Искра", восстанавливается после тяжелейшей травмы. Он был прикован к постели, как Николай Островский, но сейчас уже сидит, пишет, читает, только не ходит ещё. Очки ему прислали из Германии, они похожи на театральный бинокль, таких мы никогда не видели. Это молодой учёный из Киева, историк. Мы шефствуем над ним, бегаем по всяким поручениям, помогаем, чем можем. Он работает над книгой о евпаторийском подполье во время войны, и ему нужны архивы, старые газеты, редкие книги. Всё это есть в нашей библиотеке, но в единственном экземпляре, подлинники, а ему нужны копии. И мы достаём где-то пишущую машинку, в библиотеке нам выдают под честное слово (и по ходатайству кого-то из горкома комсомола) пожелтевшие газеты, журналы и книги, но выдают на вечер и ночь, т.е. до открытия библиотеки на следующий день. И мы перепечатываем статьи. Точнее, печатает подруга, она закончила курсы и печатает с хорошей скоростью. А я диктую ей, ну и морально поддерживаю. Родители моей подруги категорически против нашей тимуровской инициативы и запрещают ей приносить машинку в дом и печатать. Может быть, боятся "политики", не знаю. И мы печатаем в каком-то сквере в беседке (благо, рядом ярко светит фонарь), льёт дождь, руки у подруги мёрзнут, да и я продрогла. Потом мы относим машинку ко мне домой. Мои родители тоже нервничают немного, но разрешают печатать. И в последующие дни по вечерам подруга печатает у меня, а когда она уходит, я пытаюсь продолжать, тычу по клавишам двумя пальцами. И так продолжается не одну неделю. Машинка ломается, много других трудностей попутно возникает. И я так и не знаю, вышла ли в конце концов эта книга, увидела ли свет. Но как же всё это было сложно. И как просто сейчас, когда в любой библиотеке есть ксероксы, сканеры, компьютеры, интернет. Как просто всё это было бы сейчас и как сложно было тогда. но зато как запомнились мне эти вечера и газеты военного и послевоенного времени. И стук машинки.
Жаль выбрасывать. Пусть ещё полежит, что ли.
А молодой учёный стал академиком. Видела где-то в интернете: член украинской академии наук. Я рада за него.
Чтобы собрать материал для книги, Виктор встречался с людьми, которые участвовали в подполье или были как-то связанными с ним. По цепочке он узнавал адреса, имена этих людей. Это было бы нелегко для любого человека, а для больного, лишённого возможности ходить, трудности возрастали десятикратно. Его евпаторийские друзья помогали ему и в этом. Мы не раз возили его на встречи с ветеранами войны. Вначале ходили и уточняли адреса, узнавали, проживает ли нужный человек по этому адресу сейчас, договаривались о встрече. Помню, что ходили на улочку Русскую. Где-то близко к углу Русской и Некрасова жил один из участников войны. Ходили, кажется, в дома на Фрунзе, Дёмышева, но подробностей не помню.
Медсестра Тамара часто не могла отлучиться с работы, да и свои, домашние дела были у неё, поэтому мы её часто заменяли и возили Виктора по всему городу. Мы – это Лена, я, наш одноклассник и друг Вова, мой новый друг Борис, закадычный друг Гены Толик. Сам Гена не мог в этом помочь, т.к. тоже был инвалидом. Ему поручались другие дела. Были у Виктора и ещё помощники, помню их лица, но не помню имён.
Вообще, знакомых у Виктора было множество. Его хорошо знали в горкоме комсомола, горкоме партии, во многих школах, во всех библиотеках города.
В 70-х годах я прочла книгу Владимира Леви «Искусство быть другим», и в ней автор, характеризуя людей по их коммуникабельности, умению и способности общаться, описывает тип людей, который называет «гений общения». Вот таким гением общения был Виктор. Он был совершенно лишён каких-либо комплексов, робости, неуверенности, если надо было общаться с представителями структур власти, чиновниками. Он никогда не был просителем. Он просто появлялся, излагал, что ему нужно, эмоционально и красочно рассказывал свою биографию, без хвастовства. а спокойно, как факт, излагая все свои заслуги. И когда он заканчивал, его собеседник уже был покорён, очарован, убеждён и не помню случая, чтобы ему отвечали отказом. У него был огромный дар убеждения и дар внушения. Но употреблял он их исключительно для того, чтобы обеспечить себе возможность работать, заниматься исследованиями, писать книги. Льгот в быту он не просил и не требовал. Во всяком случае, я такого за ним никогда не замечала. Изменился ли он потом, не знаю, но такие люди обычно не меняются.
Работал он чуть ли не круглосуточно. Кроме научной литературы он успевал читать и новинки литературы, следил за ними, любил поэзию.
Помню, как Виктор попросил меня достать ему книгу Ильи Эренбурга «Люди, годы, жизнь». В центральной библиотеке я не смогла взять эту книгу, а нашла в окраинной библиотеке (кажется, им.Островского). Я принесла книгу, Виктор очень обрадовался ей и долго держал у себя. Я всё продлевала и продлевала книгу, а Виктор всё не возвращал её мне. Возможно, книга у него пропала, кто-то в санатории взял почитать и не вернул, я не знаю. А библиотекари наседали на меня, требуя вернуть книгу. Пришлось признаться, что у меня её нет, что я брала для Виктора. Они были с ним знакомы и как только узнали, что книга у него, сразу оставили меня в покое. Не помню, принесла ли я им что-то взамен или они сами как-то закрыли эту проблему, но вопрос о возвращении книги больше не возникал. Они, как и все, кто сталкивался с Виктором, находились под влиянием этой яркой и обаятельной личности.
В санатории у Виктора была отдельная маленькая комнатушка-палата на одного человека. Там стоял стол, постель, была пишущая машинка. Скромно, но ему больше ничего и не требовалось. Телефона не было. Мобильники в те годы ещё не существовали. Наша компания друзей и помощников Виктора держала связь через непосредственное общение. Кто-то приходил к нему, узнавал, что нужно сделать, передавал другим. В общем, типичное тимуровское движение:)
У Виктора были очень специфические очки, на которые я сразу обратила внимание. Они были как театральный бинокль с дужками. Виктор надевал их при чтении, печатании или рассматривании чего-то мелкого. Я спросила с любопытством: «Витя, а без очков ты как видишь?» Он объяснил, что видит не цельную картину того, на что смотрит, а как в сеточку, дробную.

По натуре Виктор был человек деловой, деятельный, решительный, совершенно неутомимый. Но в нём было много мягкости, лиричности, сентиментальности. Это сразу проявлялось, когда говорили о стихах, украинских песнях (он их очень любил), о хороших людях, в общем, в душевных разговорах на разные темы.
Наверно, он часто плохо себя чувствовал, тренировки давались ему нелегко, но унылым или раздражённым я его не видела. Общение с ним взбадривало. Не он подпитывался нашей энергией – энергией здоровых, беспечных и юных, а мы чувствовали прилив энергии после общения с Виктором. А возможно, это был полезный взаимообмен энергиями.
После школьных экзаменов появилось больше свободного времени, и встречи с Виктором стали ежедневными. Лето было жаркое, сухое. Мы возили Виктора чуть не целыми днями по городу, он всё время смотрел на часы: успеем ли на очередную встречу. Один раз одна встреча затянулась и на другую мы явно опаздывали. Шли мы в это время по улице Некрасова, от Фрунзе в направлении к улице Токарева. Мы – это я и Борис. Мы везли Виктора в его кресле, он нервничал, мы спешили, как могли. Ловить машину? Такси не подойдёт, т.к. кресло в неё не поместится, да и денег на такси у нас не было. В это время на улице показался грузовик. Виктор приказал Борису: «Вези меня на середину улицы». И Борис послушно вывез его на середину проезжей части. Дар внушения и здесь проявился, Борис исполнил приказ, как под гипнозом. Я зажмурилась от страха, видя, как приближается грузовик. Визжащий звук тормозящей машины. Я открыла глаза: грузовик чуть не в метре всего от Виктора в кресле и Бориса. Водитель высунулся, взбешённый. Но Виктор и рта не дал ему раскрыть. Он начал быстро-быстро говорить о своей смертельной травме, операциях и болезни, упоминал и Николая Островского, говорил о научной работе, о своих статьях, опубликованных за рубежом, о расшифрованной им надписи, показывал свои уникальные очки. Ни одной паузы. Ни одного шанса водителю вставить хоть словечко. Виктор поведал и о книге про подполье, которую пишет, объяснил, что спешит на важную встречу. И когда он закончил, водитель сказал: «Ну, садись в кабину. А кресло пусть парень в кузов положит. Куда тебя везти?»
Борис на руках перенёс Виктора в машину, потом перенёс и кресло, сам сел и они поехали. Я помахала им и отправилась домой: места в машине мне не хватило.
Мои родители были не в восторге от моего времяпровождения: я приходила усталая, обгоревшая на солнце, сразу ложилась и отдыхала. Но они терпели и не запрещали мне заниматься тимуровской деятельностью, и за это терпение я очень благодарна им.
О той страшной травме, едва не стоившей Виктору жизни, мы его не расспрашивали. Знали, что это произошло во время археологической экспедиции, а подробности не выпытывали: такое вспоминать мучительно.
У Виктора была феноменальная память и способность к скорочтению. Он говорил, что стоит ему посмотреть на страницу с текстом (не помню, он говорил сколько секунд ему для этого надо, может 20, может чуть меньше или больше), как он её запоминает и может воспроизвести почти наизусть. Нам он не демонстрировал этот дар, но я думаю, что так оно и было. Просто я сама убеждалась, как хорошо он помнит всё, что когда-то было сказано, услышанные стихи, даты, цифры статистики. Мы приносили ему из библиотеки книги, и через пару дней уносили стопку обратно. Всё было уже прочитано, обработано и уложено в файлы памяти на долгое хранение.
Я часто думаю: вот бы тогда Виктору все эти достижения технического прогресса: компьютер с интернетом, сотовый телефон, сканер и ксерокс. Насколько больше он успел бы осуществить из задуманного.
Потом я уехала в Ростов и поступила в университет. Виктор писал мне время от времени, присылал поздравления к праздникам, прислал свою фотографию. Письма не сохранились, а фотография размещена в этом посте. На ней можно и очки-бинокли увидеть.
На первом курсе после зимней сессии я приехала в Евпаторию на каникулы. Был конец января. В первый же день после моего приезда к нам домой пришёл Гена. Мои друзья помнили, что у меня несколько дней назад был день рождения. Виктор всех организовал, собрали деньги и купили подарок: импортный свитерок из тонкой, мягкой шерсти приглушённо-красного цвета. Выбирал Виктор и не ошибся ни в размере, ни в фасоне, ни в оттенке цвета. Я очень любила этот свитерок, подаренный друзьями и долго его носила. Он даже запечатлён на фото в посте про чёрно-белые фотографии, где мне 19 лет и я стою, приложив к уху транзисторный приёмник. Вроде мелочь, но сейчас, когда я узнала, что Виктора нет, этот маленький, незначительный эпизод так трогает и вспоминается с таким теплом и благодарностью.
На летних каникулах продолжалось всё по-старому: Виктор работал, мы ему по мере сил помогали. Он хвалился, что уже поднимается с кресла, немного ходит на костылях. Даже выходил меня провожать к автобусу, когда задерживалась у него допоздна.
Я забыла сказать, что обычно все друзья Виктора, приходя к нему, подходили к окну, открывали его и сидели на окне, свесив ноги наружу. Его комнатка находилась на первом этаже. Иногда, если дежурный персонал санатория не возражал, и не было никакого карантина и т.п., мы гурьбой вваливались к нему в палату и рассаживались кто где. Но основное место при визитах было на окне.
А этот маршрут автобуса был для меня привычен, почти как свой дом. «Рынок – ул.Киевская», маршрут № 9. Он доезжал почти до санатория «Искра». Хотела бы я сейчас сесть в этот автобус и поехать по знакомому маршруту в свою юность.
Виктора выписали из санатория, а жить ему было негде. Уехать в Киев, где у него, кажется, было какое-то жильё (собственное или родственников, не знаю), он не мог. Ему необходимо было ещё и лечение, и крымский климат, и кроме того, его удерживала работа и научные интересы. Он ещё работал над книгой о подполье, заинтересовался нерасшифрованными надписями на камнях, найденных в Крыму. Но эта проблема нашла временное решение. Одна из сотрудниц санатория «Искра», очень привязавшаяся к Виктору за время его пребывания там, пригласила его жить в своей семье. Это были люди в возрасте – и она, и её муж. Виктора они приняли, как родного, ухаживали за ним. Это были очень хорошие люди, я бывала там в гостях, помню их добрые лица, а вот как звали эту женщину и её мужа, уже не помню.
И таким образом, Виктор остался ещё на какое-то время в Евпатории.
После третьего курса я вышла замуж и сразу отдалилась от друзей. И они к тому времени разъехались кто куда.
Уже учась на пятом курсе, я родила дочку. Виктор поздравил меня с её рождением. И это была, кажется, последняя весточка от него. Крошечный ребёнок, муж, учёба на последнем курсе полностью поглотили меня.
Потом я от кого-то узнала, что Виктор живёт в Симферополе. И больше я о нём ничего не слышала.
Но когда я прилетала во время учёбы домой на каникулы, а после, когда уже работала, – в отпуск, к родителям, первое, что я видела на крымской земле, выйдя из самолёта. – это газетный киоск, а в нём очередная книжная новинка со знакомым именем – В.С. Драчук. И это было - как привет из юности.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В 1984 году я отправилась поездом по путёвке в поездку выходного дня. Помните, были такие? Стоили они копейки, продолжались обычно с пятницы до утра или вечера понедельника. Поэтому когда мне в профкоме предложили такую поездку в Евпаторию-Феодосию, я с радостью согласилась: это был случай увидеть маму (отца уже не было на свете).
В нашем вагоне ехали университетские сотрудники- все знакомые или полузнакомые. В купе подобралась отличная компания. Мы играли в «Крокодила», решали кроссворды, рассказывали всякие байки. По радио крутили одни и те же записи, но меня они не раздражали – это были греческие песни в исполнении какой-то известной греческой группы. Песни были прекрасные. Лицо молодой женщины, которая ехала в купе со мной, показалось мне знакомым. Оказалось, что она работает в университетской библиотеке, там я её изредка и видела. С ней ехал её младший брат, студент вечернего отделения исторического факультета РГУ. Он бредил археологией и расшифровкой древних надписей и знаков. Он много и с жаром рассказывал о прочитанном в этой области, о теме своей курсовой работы, ещё о чём-то. А потом сказал мне: «А знаете, почему я выбрал эту профессию? Я в школьные годы прочёл одну книгу, она и решила мою судьбу». «Что же эта за книга, способная сразу решить судьбу?» - полюбопытствовала я. Он назвал её и сказал, что в ней рассказывается о тайнах цивилизации майя, что вышла она в серии «Эврика», толстая такая, с очень красочной обложкой. «Нет, не читала, - покачала головой я. – А кто же автор?» «Драчук» - услышала я в ответ. «А инициалы какие? В.С.? Виктор Семёнович?» - волнуясь, спросила я. «Да, Виктор, точно помню, – подтвердил студент Юра. – А вы тоже его читали?» «Я его знала. Мы дружили» - ответила я. Юра посмотрел на меня с восхищением. Я сразу поднялась в его глазах и стала чуть ли не небожителем. Я дружила с его кумиром, властителем дум, автором самой, на его взгляд, интересной книги на свете.
Когда мы вернулись в Ростов, он принёс мне эту книгу, и я её прочитала. Написана она, действительно, превосходно. Это был ещё один привет из прошлого.
Прошло много лет, целая жизнь. Полтора года назад у нас дома появился интернет. И я сразу занялась поиском сведений о Викторе. Ничего существенного не нашла, кроме упоминания (в давней ссылке)о том, что он состоит членом АН Украины. Положилась на судьбу, чувствуя, что она мне поможет что-нибудь узнать..
Так и случилось. В марте этого года под моим постом годичной давности вдруг появился свеженький коммент. Пост назывался «Чем занимаются дети», я писала в нём о сборнике тезисов научных работ школьников и студентов, участвовавших в конкурсе 2008 года «О нас узнают в 21 веке» (в 2009 г. В нём участвовал Алёша, я об этом писала). Одна из тем исследований была о полузабытом у нас замечательном детском писателе В.Ерошенко.
И вот мне написала жительница Киева Юля, которая собирает всё об этом писателе. В комменте она спрашивала, нельзя ли ей получить точные библиографические данные этих тезисов, самого сборника, а если можно, то и копию тезисов. Я обещала достать и выслать, но сборник был чужой, и всё затянулось на два месяца. Как только я узнала, что Юля живёт в Киеве, что по роду своей работы она могла что-то знать, слышать о Викторе, я решила её спросить. Но набралась решимости только теперь, в мае. И получила ответ, который привела выше.
Большой печалью было для меня узнать, что друга моей юности давно нет среди нас. Но я узнала и другое – что его помнят и чтут на его родине, что его жизнь служит примером для многих. Что книги его читала и Юля, и многие её земляки. И мне это очень важно и радостно. Таких людей, как Виктор Драчук, нельзя забывать.