Вокруг одной книги
Mar. 2nd, 2011 05:50 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
lidiamp Оле ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
deborah_revival - с запозданием подарок
ко дню рождения
Недавно в общении с френдессой Ольгойdeborah_revival я упомянула книгу Бориса Балтера “До свидания, мальчики». Оля задала мне вопрос об этой книге, я полезла в интернет, чтобы кое-что уточнить, и оказалось, что в этом году у повести юбилей – ровно 50 лет назад она была опубликована в альманахе «Тарусские страницы».
Захотелось сказать о юбилярше и её авторе несколько слов. Ведь эта книга связана многими ниточками с моей жизнью.
У повести два «крёстных отца» - Булат Окуджава и Константин Паустовский. И мне приятно думать о том, что судьба Бориса Балтера была переплетена с судьбами этих писателей. В моём мире эти три имени давно располагаются рядышком.
Когда Борис Балтер написал повесть «До свидания, мальчики», ему было уже за сорок. За плечами был нелёгкий путь: участие в советско-финской войне, в Великой Отечественной войне – начальником дивизионной разведки и в 23 года - командиром полка, тяжёлое ранение, послевоенный арест.
В 1945–1946 Борис Балтер стал слушателем Военной академии им. М.В.Фрунзе. После увольнения оттуда в 1948 году он поступил в Литературный институт им. Горького. Занимался он в семинаре Константина Паустовского, что во многом определило творческий путь Балтера.
Журналист Юлия Самарина пишет: «Многое в Борисе Балтере было от его Учителя – Константина Паустовского, которого он не просто уважал и который был любимым преподавателем многих в послевоенном Литературном институте. Там же учился и Шкловский, очень метко назвавший потом Паустовского «лоцманом жизни». (сайт PEREKOR.INFO)
Балтер писал Паустовскому: «Вы никогда не терпели фальши. Правда всегда горьковата. Я благодарен Вам за то, что люблю этот привкус».
Именно Паустовский первым высоко оценил повесть Балтера, он лично отобрал фрагмент для опубликования в «Литературной газете». А затем повесть увидела свет уже полностью – в альманахе «Тарусские страницы», душой которого был К. Паустовский. В альманахе под одной крышей были собраны произведения Булата Окуджавы, Владимира Максимова, Наума Коржавина, Давида Самойлова, Владимира Корнилова, Николая Заболоцкого, Марины Цветаевой, Юрия Трифонова, Юрия Казакова и других прозаиков и поэтов.
Вначале повесть носила другое название – «Трое из одного города», и именно под этим названием она была помещена в альманахе.
Булат Окуджава, прочитав повесть и находясь под её впечатлением, написал песню (стихи были написаны ещё в 1958 году) «Ах, война, что ж ты сделала, подлая…» и посвятил её своему другу Борису Балтеру. После этого писатель изменил название повести, и в 1962 году она была опубликована в "Юности" уже под новым названием "До свидания, мальчики" – словами из этой песни. Борис Балтер посвятил её своему Учителю - Константину Паустовскому.
Через год повесть была издана отдельной книгой и покорила сердца миллионов читателей. Она была переведена на пятнадцать языков, издана в Лондоне, Нью-Йорк, Берлине, Париже, Праге, Софии.
Павел Басинский пишет: «Этой повестью в шестидесятых зачитывалась вся страна».
А Станислав Рассадин, слушавший первые главы книги ещё в рукописи, вспоминает:
«Не было в моей жизни случая, когда я был бы так счастлив счастьем первооткрывателя; ну разве только, когда мне в журнал «Юность» принес свои первые рассказы мой друг, поэт Фазиль Искандер… Нынешнему читателю трудно вообразить, что началось после опубликования «Мальчиков» в сверхпопулярной «Юности!» Повесть вызвала никак не меньше, чем читательский взрыв, материализовавшийся в мешках писем; принесла не то что популярность — мгновенную славу»
Можете теперь себе представить, какой известностью пользовалась повесть Балтера в Евпатории, ведь книга эта о нашем городе, а её автор – наш земляк.
Немного лирики.
В Евпатории я училась сначала в школе-восьмилетке, а последние три года - в средней школе №3
Наш класс находился на втором этаже, за окном росли айланты и акации, а дальше синело море. До него было меньше двухсот метров. Тогда ещё не было здания морского вокзала, которое частично закрывает теперь обзор.
Окна всех классов глядели на море, а окна длинного коридора выходили на противоположную сторону - на школьный двор и улочку, которая двумя домами ниже заканчивалась и упиралась в главпочтамт.
По другую сторону этой улицы, чуть наискосок, располагалась школа № 10. Со второго её этажа море тоже было хорошо видно: одноэтажные здания, стоявшие напротив, не заслоняли его.
Две эти школы, 3-я и 10-я, были до революции гимназиями, старейшими не только в Крыму, но и на Украине. Открылись они в 1873 и 1876 годах соответственно. Наша школа № 3 была женской гимназией, а школа № 10 – мужской.
Сейчас обе эти школы, 10-я и 3-я, объединены в одну, состоящую из двух корпусов, гимназию имени И. Сельвинского.
Когда я впервые пришла в школу № 3, меня поразили в ней широкие коридоры, высокие потолки, а больше всего – двери классных комнат. Это были ещё дореволюционные двери – тяжёлые, массивные, с окошками в форме вытянутых по вертикали овалов. Когда-то в эти окошки заглядывали классные дамы и директриса гимназии, прохаживаясь по коридору и наблюдая за тем, как проходят уроки.
Мы любили заглядывать в другие классы через эти окошки. Пошлёт учительница географии, допустим, за картами в учительскую, и по пути непременно подойдёшь к каждому окошку и посмотришь: как там сидят «ашники», «бэшники» или «вэшники» (наш класс был с литерой «г»). Они отвечают у доски или что-то пишут, а ты тут в коридоре остро ощущаешь сладость свободы и идёшь медленно, оттягивая момент возвращения в класс.
«В сущности, это было самая обыкновенная гимназия. Необыкновенной ее делало только одно: море. Оно поднималось до середины окон, и комната казалась увешанной импрессионистическими панно, исполненными в два цвета: снизу огневая синева, сверху нежная, нежная лазурь. Иногда на одном из панно белел парус. Иногда на другом летали птицы. В хорошую погоду яркие живые краски этой картинной галереи придавали наукам какой-то праздничный тон. Именно поэтому заниматься было трудно…"
Так писал Илья Сельвинский. В 1915-1919 годах он учился в мужской гимназии.
Сельвинский вспоминал позднее о волне, которая «хлынула в душу из залива Керкинитиды» (Керкинитида – древнее название Евпатории). Слепящая синева моря, лежавшего прямо за окнами гимназии, с детства прошла сквозь всю его жизнь. Владимир Маяковский потом, в 1928 году, побывавший и в этом городе, и в этой гимназии, удивленно говорил Илье: «Я бы не мог учиться в такой школе. Море лезет во все окна…»
Наша школа находилась ближе к морю, и оно лезло в окна ещё настойчивее. Это мешало учиться. А ещё мешал репродуктор, прикреплённый к телеграфному столбу рядом со школой, прямо на уровне второго этажа. Днём по радио передавали классическую музыку, и почему-то особенно часто - скрипичные концерты. Я пыталась вникать в объясняемый новый материал и одновременно слушать музыку. Получалось это у меня плохо.
Однажды кто-то из учителей сказал, что в нашей школе до войны учился писатель Борис Балтер. Этот факт произвёл на меня очень сильное впечатление, потому что к тому моменту я уже прочитала повесть «До свидания, мальчики». Не помню, кто дал мне почитать номера «Юности» за 1962 год, в которых была опубликована эта повесть. На эти журналы образовалась очередь. Мне дали их на короткий срок и я, прочитав, отдала следующему по очереди. В разговорах одноклассников, в любой компании обязательно разговор заходил об этой книге: «А ты читала «До свиданья мальчики»? Как, ещё не читала?!» На того, кто не читал повесть, смотрели удивлённо и осуждающе: как же можно не прочитать книгу, в которой рассказывается о нашем городе!
Помню, как я открыла журнал, прочитала первые фразы ... Это было - как будто входишь в тёплое, ласковое море, прогретое за долгий летний день. Входишь и плывёшь.
«В конце мая в нашем городе начинался курортный сезон. К этому времени
просыхали после зимних штормов пляжи и желтый песок золотом отливал на
солнце. Пляжи наши так и назывались "золотыми". Было принято считать, что
наш пляж занимает второе место в мире. Говорили, что первое принадлежит
какому-то пляжу в Италии, на побережье Адриатического моря. Где и когда
проходил конкурс, на котором распределялись места, никто не знал, но в
том, что жюри конкурса смошенничало, я не сомневался: по-моему, наш пляж
был первым в мире.»
Меня сразу заворожила музыка фраз и эта особая, балтеровская, интонация с её лиричностью, щемящей грустью и доброй улыбкой.
Я читала у Балтера: «…весной пахло акацией и сиренью, летом – левкоями и табаком и всегда – морем" - и думала, что ничего не изменилось за прошедшие годы. Я представляла, как сидел за партой у окна ученик Борис Балтер – может быть, на том же месте, где сижу теперь я – смотрел на лодки и на чаек, и может быть, из репродуктора лилась та же музыка…
«В мае цвела акация. Она цвела долго, осыпая город белыми лепестками. Цветение акаций совпадало с началом курортного сезона. Как важные события передавались из уст в уста сообщения: открылись «Мойнаки», открылся «Дюльбер», открылась «Клара Цеткин»… Эти санатории всегда открывались первыми. На приморском бульваре появлялись первые отдыхающие. Улицы с каждым днем становились многолюднее. Приезжим сдавались лучшие комнаты. Они становились полновластными хозяевами города. Город менял свое лицо, делался шумным, нарядным, веселым. Открывались магазины, павильоны, рестораны. В Курзале выступали столичные знаменитости…».
Узнав о том. что Балтер не только жил в Евпатории, но и учился в нашей школе, я по-новому взглянула на текст повести. Значит, наша школа описывается в книге, ведь повесть носит автобиографический характер. Значит, вот по этому коридору ходили Володя Белов, Витька, рыжая Инка… Эта была ещё одна ниточка, которая связала меня с замечательной книгой Бориса Балтера.
Почитав материалы в интернете, я теперь стала сомневаться: точно ли в нашей школе учился писатель. По некоторым источникам выходит, что окончил он школу № 10, ту, что через дорогу. Возможно, учителя наши ошибались. Но, конечно, это совсем не важно. Тем более, что сейчас две эти школы всё равно объединились в одну.
В той, второй школе ( № 10), мне, кстати, тоже довелось учиться. Когда я была в восьмом классе, в Евпатории открыли городскую школу юных математиков. Школ с математическим уклоном (да и с другими уклонами тоже) тогда ещё не было. И организовали одну на весь город математическую школу, отобрали в неё из восьмых классов всех школ по два-три ученика, и стали мы по вечерам ходить в эту математическую школу (я, впрочем, ходила не очень долго). А днём учились каждый в своей школе. Математической школе выделили классную комнату в здании школы № 10. Так что и эта школа для меня не чужая.
«Я любил наш город. По ночам он задыхался от душного дыхания цветов, а днем зной улиц продувало сквозными ветрами. И днем, и ночью он отдавал себя, свои пляжи и парки, свои дома и стертые плиты тротуаров, свое солнце и теплую прохладу моря тысячам людей, которые искали в нем короткое и легкое пристанище. Я любил его и знал его душу, потому что сам был частью этой души.»
Мне стало интересно: сейчас, по прошествии полувека, читают ли эту книгу, не забыли ли о ней. И интернет меня порадовал. В нём немало тёплых и даже восторженных отзывов на повесть «До свидания, мальчики» и на фильм, снятый по ней. Вот один из таких отзывов (к сожалению, не могу найти его повторно, чтобы уточнить фамилию автора):
«Мечтала прочитать эту книжку с тех пор, как посмотрела фильм Михаила Калика с молодыми Евгением Стебловым и Михаилом Кононовым. И книга полностью оправдала ожидание: чистая, светлая, вся как будто пронизанная солнцем и запахом моря.
Сюжет простой: где-то на юге живут три приятеля: Сашка, Витька и Володька. Вот-вот они должны кончить школу, один мечтает стать врачом, второй учителем, а третий геологом. Но комсомол отправляет их, как самых достойных, в военное училище. Там, впереди, суровая взрослая жизнь, а здесь и сейчас солнце, море, мороженое и газировка, враг-жестянщик, заезжий король гавайской гитары и мальчишеская дружба, такая, чтоб на всю жизнь. Они ещё не знают, что завтра была война, её дыхание ещё почти не чувствуется. Это мы можем предположить, что будет с этими мальчиками дальше, поэтому читать о последних годах (или месяцах?) мирной жизни так пронзительно печально.
Написана книга мастерски, прекрасно передано время и характеры людей, живших в ту пору: юношеский максимализм и жажда подвига, сочетающаяся с застенчивостью, благородством и удивительной наивностью»
В повести "До свидания, мальчики" совмещаются взгляд на события восемнадцатилетнего мальчика, ученика 10-го класса, и взгляд сорокалетнего человека, много повидавшего, много пережившего и многое уже понявшего в жизни. Действие в повести происходит в мае-июне 1936 года.
Первую часть своего двухсерийного поста закончу ещё одной цитатой из повести «До свидания, мальчики»:
"В юности все воспринимается острее и ярче. С годами чувства притупляются, и голубая роза уже представляется не живым цветком, а экзотической декорацией. Наверно, поэтому все эти годы я ни разу не побывал в нашем городе: я боюсь увидеть его другим. Он живет в моем сердце и памяти таким, как казался в юности, и останется таким, как бы теперь ни изменился его облик. Всему хорошему, что сохранилось во мне, я обязан ему, городу моей юности, самому лучшему из городов. Ему я обязан тем, что навсегда понял: нельзя быть человеком и оставаться равнодушным к судьбе страны, в которой родился и живешь, так же, как нельзя безразлично относиться к любимой женщине и к тем, кто пулю, предназначенную тебе, перехватил своим сердцем. Я многое в жизни терял, но ничего нет страшнее смерти близкого человека. Витьку убили под Ново-Ржевом восьмого июля тысяча девятьсот сорок первого года: батальон, которым он командовал, вышел из контратаки без своего командира. А Сашку арестовали в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Это случилось после ареста в Москве многих видных врачей. Сашка тоже был очень хорошим врачом-хирургом. Он умер в тюрьме: не выдержало сердце. Я написал прописью эти даты, чтобы они лучше запомнились. Уходили одни друзья, приходили другие. А я живу, наверно, по теории вероятности. Мне и теперь везет на встречи с людьми близкими, и в дружбе я отдаю больше, чем беру. Ну что ж, было бы что отдавать! Только последнее время я стал обидчив и раздражителен. Наверно, устаю. К концу всегда устаешь - это хорошая усталость…"
Окончание следует.
deborah_revival - с запозданием подарокко дню рождения
Недавно в общении с френдессой Ольгой
deborah_revival я упомянула книгу Бориса Балтера “До свидания, мальчики». Оля задала мне вопрос об этой книге, я полезла в интернет, чтобы кое-что уточнить, и оказалось, что в этом году у повести юбилей – ровно 50 лет назад она была опубликована в альманахе «Тарусские страницы». Захотелось сказать о юбилярше и её авторе несколько слов. Ведь эта книга связана многими ниточками с моей жизнью.
У повести два «крёстных отца» - Булат Окуджава и Константин Паустовский. И мне приятно думать о том, что судьба Бориса Балтера была переплетена с судьбами этих писателей. В моём мире эти три имени давно располагаются рядышком.
Когда Борис Балтер написал повесть «До свидания, мальчики», ему было уже за сорок. За плечами был нелёгкий путь: участие в советско-финской войне, в Великой Отечественной войне – начальником дивизионной разведки и в 23 года - командиром полка, тяжёлое ранение, послевоенный арест.
В 1945–1946 Борис Балтер стал слушателем Военной академии им. М.В.Фрунзе. После увольнения оттуда в 1948 году он поступил в Литературный институт им. Горького. Занимался он в семинаре Константина Паустовского, что во многом определило творческий путь Балтера.
Журналист Юлия Самарина пишет: «Многое в Борисе Балтере было от его Учителя – Константина Паустовского, которого он не просто уважал и который был любимым преподавателем многих в послевоенном Литературном институте. Там же учился и Шкловский, очень метко назвавший потом Паустовского «лоцманом жизни». (сайт PEREKOR.INFO)
Балтер писал Паустовскому: «Вы никогда не терпели фальши. Правда всегда горьковата. Я благодарен Вам за то, что люблю этот привкус».
Именно Паустовский первым высоко оценил повесть Балтера, он лично отобрал фрагмент для опубликования в «Литературной газете». А затем повесть увидела свет уже полностью – в альманахе «Тарусские страницы», душой которого был К. Паустовский. В альманахе под одной крышей были собраны произведения Булата Окуджавы, Владимира Максимова, Наума Коржавина, Давида Самойлова, Владимира Корнилова, Николая Заболоцкого, Марины Цветаевой, Юрия Трифонова, Юрия Казакова и других прозаиков и поэтов.
Вначале повесть носила другое название – «Трое из одного города», и именно под этим названием она была помещена в альманахе.
Булат Окуджава, прочитав повесть и находясь под её впечатлением, написал песню (стихи были написаны ещё в 1958 году) «Ах, война, что ж ты сделала, подлая…» и посвятил её своему другу Борису Балтеру. После этого писатель изменил название повести, и в 1962 году она была опубликована в "Юности" уже под новым названием "До свидания, мальчики" – словами из этой песни. Борис Балтер посвятил её своему Учителю - Константину Паустовскому.
Через год повесть была издана отдельной книгой и покорила сердца миллионов читателей. Она была переведена на пятнадцать языков, издана в Лондоне, Нью-Йорк, Берлине, Париже, Праге, Софии.
Павел Басинский пишет: «Этой повестью в шестидесятых зачитывалась вся страна».
А Станислав Рассадин, слушавший первые главы книги ещё в рукописи, вспоминает:
«Не было в моей жизни случая, когда я был бы так счастлив счастьем первооткрывателя; ну разве только, когда мне в журнал «Юность» принес свои первые рассказы мой друг, поэт Фазиль Искандер… Нынешнему читателю трудно вообразить, что началось после опубликования «Мальчиков» в сверхпопулярной «Юности!» Повесть вызвала никак не меньше, чем читательский взрыв, материализовавшийся в мешках писем; принесла не то что популярность — мгновенную славу»
Можете теперь себе представить, какой известностью пользовалась повесть Балтера в Евпатории, ведь книга эта о нашем городе, а её автор – наш земляк.
Немного лирики.
В Евпатории я училась сначала в школе-восьмилетке, а последние три года - в средней школе №3
Наш класс находился на втором этаже, за окном росли айланты и акации, а дальше синело море. До него было меньше двухсот метров. Тогда ещё не было здания морского вокзала, которое частично закрывает теперь обзор.
Окна всех классов глядели на море, а окна длинного коридора выходили на противоположную сторону - на школьный двор и улочку, которая двумя домами ниже заканчивалась и упиралась в главпочтамт.
По другую сторону этой улицы, чуть наискосок, располагалась школа № 10. Со второго её этажа море тоже было хорошо видно: одноэтажные здания, стоявшие напротив, не заслоняли его.
Две эти школы, 3-я и 10-я, были до революции гимназиями, старейшими не только в Крыму, но и на Украине. Открылись они в 1873 и 1876 годах соответственно. Наша школа № 3 была женской гимназией, а школа № 10 – мужской.
Сейчас обе эти школы, 10-я и 3-я, объединены в одну, состоящую из двух корпусов, гимназию имени И. Сельвинского.
Когда я впервые пришла в школу № 3, меня поразили в ней широкие коридоры, высокие потолки, а больше всего – двери классных комнат. Это были ещё дореволюционные двери – тяжёлые, массивные, с окошками в форме вытянутых по вертикали овалов. Когда-то в эти окошки заглядывали классные дамы и директриса гимназии, прохаживаясь по коридору и наблюдая за тем, как проходят уроки.
Мы любили заглядывать в другие классы через эти окошки. Пошлёт учительница географии, допустим, за картами в учительскую, и по пути непременно подойдёшь к каждому окошку и посмотришь: как там сидят «ашники», «бэшники» или «вэшники» (наш класс был с литерой «г»). Они отвечают у доски или что-то пишут, а ты тут в коридоре остро ощущаешь сладость свободы и идёшь медленно, оттягивая момент возвращения в класс.
«В сущности, это было самая обыкновенная гимназия. Необыкновенной ее делало только одно: море. Оно поднималось до середины окон, и комната казалась увешанной импрессионистическими панно, исполненными в два цвета: снизу огневая синева, сверху нежная, нежная лазурь. Иногда на одном из панно белел парус. Иногда на другом летали птицы. В хорошую погоду яркие живые краски этой картинной галереи придавали наукам какой-то праздничный тон. Именно поэтому заниматься было трудно…"
Так писал Илья Сельвинский. В 1915-1919 годах он учился в мужской гимназии.
Сельвинский вспоминал позднее о волне, которая «хлынула в душу из залива Керкинитиды» (Керкинитида – древнее название Евпатории). Слепящая синева моря, лежавшего прямо за окнами гимназии, с детства прошла сквозь всю его жизнь. Владимир Маяковский потом, в 1928 году, побывавший и в этом городе, и в этой гимназии, удивленно говорил Илье: «Я бы не мог учиться в такой школе. Море лезет во все окна…»
Наша школа находилась ближе к морю, и оно лезло в окна ещё настойчивее. Это мешало учиться. А ещё мешал репродуктор, прикреплённый к телеграфному столбу рядом со школой, прямо на уровне второго этажа. Днём по радио передавали классическую музыку, и почему-то особенно часто - скрипичные концерты. Я пыталась вникать в объясняемый новый материал и одновременно слушать музыку. Получалось это у меня плохо.
Однажды кто-то из учителей сказал, что в нашей школе до войны учился писатель Борис Балтер. Этот факт произвёл на меня очень сильное впечатление, потому что к тому моменту я уже прочитала повесть «До свидания, мальчики». Не помню, кто дал мне почитать номера «Юности» за 1962 год, в которых была опубликована эта повесть. На эти журналы образовалась очередь. Мне дали их на короткий срок и я, прочитав, отдала следующему по очереди. В разговорах одноклассников, в любой компании обязательно разговор заходил об этой книге: «А ты читала «До свиданья мальчики»? Как, ещё не читала?!» На того, кто не читал повесть, смотрели удивлённо и осуждающе: как же можно не прочитать книгу, в которой рассказывается о нашем городе!
Помню, как я открыла журнал, прочитала первые фразы ... Это было - как будто входишь в тёплое, ласковое море, прогретое за долгий летний день. Входишь и плывёшь.
«В конце мая в нашем городе начинался курортный сезон. К этому времени
просыхали после зимних штормов пляжи и желтый песок золотом отливал на
солнце. Пляжи наши так и назывались "золотыми". Было принято считать, что
наш пляж занимает второе место в мире. Говорили, что первое принадлежит
какому-то пляжу в Италии, на побережье Адриатического моря. Где и когда
проходил конкурс, на котором распределялись места, никто не знал, но в
том, что жюри конкурса смошенничало, я не сомневался: по-моему, наш пляж
был первым в мире.»
Меня сразу заворожила музыка фраз и эта особая, балтеровская, интонация с её лиричностью, щемящей грустью и доброй улыбкой.
Я читала у Балтера: «…весной пахло акацией и сиренью, летом – левкоями и табаком и всегда – морем" - и думала, что ничего не изменилось за прошедшие годы. Я представляла, как сидел за партой у окна ученик Борис Балтер – может быть, на том же месте, где сижу теперь я – смотрел на лодки и на чаек, и может быть, из репродуктора лилась та же музыка…
«В мае цвела акация. Она цвела долго, осыпая город белыми лепестками. Цветение акаций совпадало с началом курортного сезона. Как важные события передавались из уст в уста сообщения: открылись «Мойнаки», открылся «Дюльбер», открылась «Клара Цеткин»… Эти санатории всегда открывались первыми. На приморском бульваре появлялись первые отдыхающие. Улицы с каждым днем становились многолюднее. Приезжим сдавались лучшие комнаты. Они становились полновластными хозяевами города. Город менял свое лицо, делался шумным, нарядным, веселым. Открывались магазины, павильоны, рестораны. В Курзале выступали столичные знаменитости…».
Узнав о том. что Балтер не только жил в Евпатории, но и учился в нашей школе, я по-новому взглянула на текст повести. Значит, наша школа описывается в книге, ведь повесть носит автобиографический характер. Значит, вот по этому коридору ходили Володя Белов, Витька, рыжая Инка… Эта была ещё одна ниточка, которая связала меня с замечательной книгой Бориса Балтера.
Почитав материалы в интернете, я теперь стала сомневаться: точно ли в нашей школе учился писатель. По некоторым источникам выходит, что окончил он школу № 10, ту, что через дорогу. Возможно, учителя наши ошибались. Но, конечно, это совсем не важно. Тем более, что сейчас две эти школы всё равно объединились в одну.
В той, второй школе ( № 10), мне, кстати, тоже довелось учиться. Когда я была в восьмом классе, в Евпатории открыли городскую школу юных математиков. Школ с математическим уклоном (да и с другими уклонами тоже) тогда ещё не было. И организовали одну на весь город математическую школу, отобрали в неё из восьмых классов всех школ по два-три ученика, и стали мы по вечерам ходить в эту математическую школу (я, впрочем, ходила не очень долго). А днём учились каждый в своей школе. Математической школе выделили классную комнату в здании школы № 10. Так что и эта школа для меня не чужая.
«Я любил наш город. По ночам он задыхался от душного дыхания цветов, а днем зной улиц продувало сквозными ветрами. И днем, и ночью он отдавал себя, свои пляжи и парки, свои дома и стертые плиты тротуаров, свое солнце и теплую прохладу моря тысячам людей, которые искали в нем короткое и легкое пристанище. Я любил его и знал его душу, потому что сам был частью этой души.»
Мне стало интересно: сейчас, по прошествии полувека, читают ли эту книгу, не забыли ли о ней. И интернет меня порадовал. В нём немало тёплых и даже восторженных отзывов на повесть «До свидания, мальчики» и на фильм, снятый по ней. Вот один из таких отзывов (к сожалению, не могу найти его повторно, чтобы уточнить фамилию автора):
«Мечтала прочитать эту книжку с тех пор, как посмотрела фильм Михаила Калика с молодыми Евгением Стебловым и Михаилом Кононовым. И книга полностью оправдала ожидание: чистая, светлая, вся как будто пронизанная солнцем и запахом моря.
Сюжет простой: где-то на юге живут три приятеля: Сашка, Витька и Володька. Вот-вот они должны кончить школу, один мечтает стать врачом, второй учителем, а третий геологом. Но комсомол отправляет их, как самых достойных, в военное училище. Там, впереди, суровая взрослая жизнь, а здесь и сейчас солнце, море, мороженое и газировка, враг-жестянщик, заезжий король гавайской гитары и мальчишеская дружба, такая, чтоб на всю жизнь. Они ещё не знают, что завтра была война, её дыхание ещё почти не чувствуется. Это мы можем предположить, что будет с этими мальчиками дальше, поэтому читать о последних годах (или месяцах?) мирной жизни так пронзительно печально.
Написана книга мастерски, прекрасно передано время и характеры людей, живших в ту пору: юношеский максимализм и жажда подвига, сочетающаяся с застенчивостью, благородством и удивительной наивностью»
В повести "До свидания, мальчики" совмещаются взгляд на события восемнадцатилетнего мальчика, ученика 10-го класса, и взгляд сорокалетнего человека, много повидавшего, много пережившего и многое уже понявшего в жизни. Действие в повести происходит в мае-июне 1936 года.
Первую часть своего двухсерийного поста закончу ещё одной цитатой из повести «До свидания, мальчики»:
"В юности все воспринимается острее и ярче. С годами чувства притупляются, и голубая роза уже представляется не живым цветком, а экзотической декорацией. Наверно, поэтому все эти годы я ни разу не побывал в нашем городе: я боюсь увидеть его другим. Он живет в моем сердце и памяти таким, как казался в юности, и останется таким, как бы теперь ни изменился его облик. Всему хорошему, что сохранилось во мне, я обязан ему, городу моей юности, самому лучшему из городов. Ему я обязан тем, что навсегда понял: нельзя быть человеком и оставаться равнодушным к судьбе страны, в которой родился и живешь, так же, как нельзя безразлично относиться к любимой женщине и к тем, кто пулю, предназначенную тебе, перехватил своим сердцем. Я многое в жизни терял, но ничего нет страшнее смерти близкого человека. Витьку убили под Ново-Ржевом восьмого июля тысяча девятьсот сорок первого года: батальон, которым он командовал, вышел из контратаки без своего командира. А Сашку арестовали в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Это случилось после ареста в Москве многих видных врачей. Сашка тоже был очень хорошим врачом-хирургом. Он умер в тюрьме: не выдержало сердце. Я написал прописью эти даты, чтобы они лучше запомнились. Уходили одни друзья, приходили другие. А я живу, наверно, по теории вероятности. Мне и теперь везет на встречи с людьми близкими, и в дружбе я отдаю больше, чем беру. Ну что ж, было бы что отдавать! Только последнее время я стал обидчив и раздражителен. Наверно, устаю. К концу всегда устаешь - это хорошая усталость…"
Окончание следует.